Зачем российские наемники едут в Афганистан?
Как планируют свою жизнь бойцы частных военных компаний? Как уживаются с местным населением? Чего хотят? Обо всем этом и о службе в Афганистане рассказал человек, знающий всю изнанку мира современных наемников.
***
К удивлению, предыдущая статья вызвала больший интерес, судя по количеству просмотров и репостов. Сотни комментаторов, никогда не бывавших в Ираке, рассказывали, что там все не так, как я описал. Десятки утверждали, что меня вообще не существует, и все на самом деле выдумали журналисты.
В общем, если смех продлевает жизнь, то чтение комментариев на «Ленте» прибавило мне минимум пару лет спокойной старости. Приятно было увидеть в комментариях и коллег, которые положительно оценили статью и смеялись не меньше меня. В общем, в очередной раз я понял: правда никому не нужна. Находиться в плену собственных заблуждений всем гораздо приятнее. Но на один вопрос комментаторов я все же отвечу. Зачем я это пишу? Очень просто.
Всех сотрудников ЧВК можно разделить на две категории — умные и глупые. Глупые получают деньги, просаживают их в Таиланде и других странах Юго-Восточной Азии, покупают дорогие машины, безумно дорогие дома и женятся на девушках, которые потом при разводе отсудят у них последние штаны.
И когда работа в ЧВК «неожиданно» заканчивается, эти парни начинают чесать репу и думать, как дальше жить. Обычно такие оболтусы любят говорить, что «родина научила меня убивать, и больше я ничего не умею», даже если служили поваром или водителем. Вторая категория четко понимает те вещи, которые я описал в предыдущих статьях, а именно: массовый рынок услуг ЧВК, связанный с вооруженной охраной, — чисто временное явление. Стран, где можно нормально работать, все меньше, местные компании захватывают рынок, зарплаты падают, вакансий для экспатов больше не становится, а желающих работать полно.
Поэтому умный сотрудник ЧВК имеет четкий план: проработаю X лет, заработаю на… (квартиру, дом, открытие бизнеса, обучение по нужной «гражданской» специальности) — и все, прощай жара, пески, пустыни, арабы, верблюды, бронированные лендкрузеры со сломанным кондиционером и вечно ворчащая родня, которая недовольна твоей работой и ждет, когда ты наконец возьмешься за ум и начнешь заниматься чем-то нормальным.
Поэтому умные сотрудники осваивают полезные специальности, не дожидаясь, пока придется остаться без работы. Кто-то учится трейдингу, сидя по вечерам в своем контейнере в центре Багдада, и потом до полусмерти замучивает коллег советами о том, куда вкладывать деньги. Кто-то копит, чтобы выучиться на дайвинг-инструктора, а я вот среди прочего учусь складно писать — всегда пригодится. В общем, с мотивацией разобрались, давайте к делу. Сегодня мы немного поговорим об Афганистане.
***
Сразу скажу, что в Афганистане я был гораздо меньше, чем в Ираке, и работал только в Кабуле. Поэтому на всеобъемлющий труд не претендую и рассказывать буду, как обычно, только о том, что видел и делал сам, или о том, за что могу поручиться. Афганистан — удивительное место. Помню, как в детстве дома играла пластинка с афганскими песнями, а по телевизору показывали вывод советских войск и военного журналиста, который желал советским солдатам, «чтобы никогда ни вы, ни один наш воин, не переступали границу войны и мира», показывая рукой на реку Пяндж, которая отделяла Афганистан от СССР.
В общем, когда мне впервые предложили лететь в Афганистан, я радовался изо всех сил. Много книг и песен было написано, много фильмов снято, и я думал: теперь и у меня будет возможность самому увидеть это «вдохновляющее» место. Я уже представлял, как по возвращении, опрокинув стакан в кругу друзей, буду стучать кулаком по столу и хриплым голосом рычать: «Когда я был в Афгане…»
Афганистан начинается сразу у выхода на посадку, и не особо важно, летите вы через Стамбул или Дубай. Среди пассажиров, толпящихся у гейта, особенно выделяются две основных категории. Первая — американские коллеги из ЧВК. Если коллеги-британцы обычно ведут себя скромно и не одеваются вызывающе, американского сотрудника ЧВК обычно видно с другого конца аэропорта. Предбанник гейта наполняется такими одинаковыми и такими разными молодыми людьми с бесчисленными татуировками на руках, с длинными нечесаными бородами, в тактических бейсболках, тактических брюках, тактических ботинках и главное — футболках с надписями.
Футболка должна отвечать минимум трем основным критериям: на ней должен быть хотя бы один череп на один квадратный дециметр, не менее одного изображения оружия и одна страшная надпись, вселяющая страх в сердца остальных пассажиров самолета. Deus Vult, «убей их всех — господь разберется», «свобода или смерть», «наемники не умирают» — все годится.
Еще помогает формированию образа тактическое жевание табака — по-правильному надо носить с собой пустую бутылку из-под колы и поминутно смачно схаркивать туда прожеванный табак, обязательно с громким хлюпаньем. Если бутылку сразу не закрыть, воняет ее содержимое просто нестерпимо. По слухам, один бывший сотрудник американской ЧВК сколотил состояние, продавая специальную тактическую емкость для выплюнутого табака.
Вторая заметная категория — молодые афганцы. Большая проблема, которой не понимают многие «эксперты» по этому региону, — чудовищная утечка мозгов. За 40 лет непрерывной войны почти все, у кого была голова на плечах, уехали из страны. Остались те, кому ситуация в стране выгодна и позволяет зарабатывать, или те, кто любит свою страну буквально больше жизни.
И молодые афганцы, которые могут позволить себе летать за границу, часто являются детьми первой категории афганских граждан. Дорогие телефоны, полное отсутствие манер, которые обычно ценятся в мусульманских странах, традиционные шальвар-камиз с непонятной вышивкой, которые на родине показывают статус владельца, но в международном аэропорту выглядят нелепо.
Эти товарищи орут во весь голос на борту самолета, подзывают стюардессу цыканьем и щелчком пальцев и непрерывно пинают переднее кресло. В общем, перед посадкой эти две группы рассаживаются друг против друга и всячески выражают взаимное презрение.
Аэропорт Кабула, по крайней мере по прилете, — очень приятное место. Один момент: как и в любой дыре, в Афганистане есть сложная и бюрократизированная система виз и регистрации иностранцев. В зоне прилета справа от багажной ленты стоит маленький столик без надписей, где вы обязаны получить серенькую бумажку с регистрацией. В бумажку надо вклеить фото. Если цветного фото установленного формата у вас с собой нет, то в страну вас не пустят — не положено.
Интуиция мне подсказывает, что за хорошую сумму в твердой валюте сотрудники таможни готовы будут вам организовать передвижное фотоателье прямо в зале выдачи багажа, но, к счастью, проверить это предположение мне не удалось: я всегда вожу с собой охапку фото на документы, маленьких и больших, цветных и черно-белых, как раз на такой случай.
После выхода из здания аэропорта вас может посетить дежавю. Перед терминалом раскинулась шикарная автомобильная парковка, но она пустует, пускать туда машины, опять же, не положено. Если вы хоть раз прилетали в Шереметьево, терминал D и садились в такси на двух дальних полосах из четырех доступных — чувство то же самое.
По мере отхода от терминала влево, посреди второй парковки, начинают появляться коллеги — бородатые мужики на белых бронированных Land Cruiser 200. Но если вы не особенно важная птица — типа меня, то добро пожаловать на дальнюю парковку, где на малюсеньком пятачке стоит под сотню машин и толпа таксистов и, как где-нибудь в Сочи, атакует вас с предложениями подвезти.
Вам необходимо дипломатично отвергнуть их заманчивое предложение, найти своих, накинуть броню и отправиться в увлекательное путешествие по Кабулу. Город выглядит довольно прилично — дороги в целом в хорошем состоянии, много зелени. Улицы забиты народом, но все более-менее приличные здания скрыты за различными фортификационными сооружениями.
Может быть, лет через сто туристы будут приезжать и смотреть на «крепости» и «цитадели» Кабула и Багдада, как сейчас смотрят на замки во Франции или на «Линию Сталина» под Минском. Хотелось бы надеяться, но верится с трудом. Из-за мощности и масштабности современных угроз «крепости» стали настолько огромными, что зачастую окинуть их взглядом можно только с вертолета. А когда попадаешь внутрь, совсем нет ощущения и понимания масштаба сооружения. Просто шарахаешься внутри бесконечного лабиринта КПП, шлагбаумов, барьеров и скучающих смуглых людей с автоматами.
Даже внутри «зеленой» зоны перемещение только с оружием, в броне и с боекомплектом, на бронированной машине. Меня поначалу немного смутила серьезность, с которой мы покидали ворота комплекса, чтобы проехать пару сотен метров. Подход к такому выезду был как к серьезной миссии — с позывными и докладами оперативному дежурному на каждом повороте.
Поначалу все это забавляло: все-таки внутри этой зоны тебя от окружающего мира всегда отделяет от трех до шести мощных КПП, но история показала, что я скорее неправ. Даже внутри «зеленой зоны» в Кабуле, где по определению должно быть безопасно, иногда происходят взрывы.
По словам местных, ситуация в стране начала ухудшаться лет пять назад. До этого иностранцы довольно спокойно гуляли по городу, ходили в рестораны, понемногу формировалась видимость нормальной жизни. Но когда США, Британия и Австралия вывели войска, ранее притихший «Талибан» и только появившееся «Исламское государство» (запрещено в РФ) взялись за террористическую деятельность с новым рвением. Поэтому работы здесь невпроворот.
В целом даже такие пессимисты, как я, считают, что в Афганистане работа для иностранных ЧВК закончится нескоро. Местным сотрудникам международные компании не доверяют, а значит, в ближайшие годы нет совершенно никаких шансов, что иностранные ЧВК уйдут с рынка. Среди моих коллег Афганистан считается гораздо более «горячим» и опасным регионом по сравнению с тем же Ираком. Да и сами иракцы с этим согласны.
Как-то раз мы с одним румыном, командиром группы охраны, вечером сидели в оружейном контейнере где-то на юге Ирака, копались в автоматах и разглагольствовали о том, как круто было в Афганистане. Румын рассказывал, как там они покупали оружие на рынке «на вес», и про базу под Джелалабадом, где 80 процентов охраны периметра — украинцы.
Неожиданно к нам присоединился иракский командир группы охраны, приятный и толковый парень, выросший в окрестностях Басры. Он послушал нас и флегматично заметил: «Эх, а я ведь тоже хотел работать в Афганистане…» Нас, откровенно говоря, такой расклад немного обескуражил: иракец, который едет работать в Афганистан. «Зачем, дружище?» — спросили мы его. «А что делать, — ответил он. — Тут у нас скукотища. Угроза минимальная, денег платят мало, надоело… А там — реальная работа. Засады, стрельба и платят побольше». «Так что мешает?» — спросили мы. «Никак нельзя, — ответил он, вздохнув. — Я попробовал, но оказалось, что иракцам туда въезд запрещен. Наше правительство говорит, нельзя туда ехать гражданину Ирака, опасно, ведь Афганистан — страна с высокой террористической активностью. А вдруг ты там террористом станешь?» В общем, даже по меркам Ирака, где на тот момент четверть территории контролировало ИГ, Афганистан — не место для прогулок.
Что сами местные думают о ситуации в стране? Как известно, в любой стране есть одна профессия, наиболее сведущая в политике, экономике и оборонных вопросах. Это таксисты. С кабульскими таксистами я не общался, зато у меня в группе всегда был один местный водитель. Так положено, ведь в Афганистане, как и в Ираке, иностранцев за руль автомобилей ЧВК пускать не любят.
Так мы и ездили: афганец за рулем, я рядом, и если сзади не сидел клиент, мы неизменно пускались в долгие разговоры о судьбах их многострадальной родины. Как минимум один водитель закончил афганский аналог нашего МГИМО, имел диплом в области международных отношений, и оттого поездки приобретали особый колорит.
— Скажи мне, Ахмед, почему в Афганистане нет мира? В чем причина?
— Потому что мы, афганцы, дебилы. Вот у вас в России кто-то обмотается взрывчаткой и пойдет взрываться за тысячу долларов? А вот у нас и за сто пойдут. Нас используют. Разделяют нас на религиозной, национальной, политической почве, постоянно врут нам. Например, когда к власти рвались талибы, они утверждали, что их противник Ахмад Шах Масуд — перс, а не афганец, и потому нет ему места у нас.
— А наладится у вас жизнь когда-нибудь?
— Нет, дружище, никогда.
Прошло уже немало времени, и я помню только те куски, что записывал в тот же вечер. Очень жаль. Хотел бы я увидеть этого водителя в эфире CNN, Fox News или «Первого канала» в качестве эксперта, но, боюсь, этой мечте сбыться не суждено. В общем, общаясь с местными, я составил для себя определенное понимание истории конфликта в Афганистане. Но это, пожалуй, тема для отдельной статьи.
Надо понимать, что «Талибаном» проблемы здесь не ограничиваются. Однажды мы долго стояли в пробке, и я в который раз увидел несколько странноватых афганцев, которые ходили среди машин и жгли траву в небольших лампадах, а потом стучались в окна, прося подаяние. Любопытство взяло вверх, и я спросил коллегу:
— Дружище, что это такое?
— Э-э-э-э… Как бы сказать… Это от дурного глаза защищает.
На улицах каждую неделю взрывы, три четверти страны под контролем талибов, нет электричества, но хотя бы от сглаза и порчи можно защититься — за небольшое вознаграждение. От всего остального тоже можно защититься, только вознаграждение будет побольше. И если вы решили поработать в Кабуле, с выбором жилья проблем нет, так как выбирать, собственно, не из чего. Добро пожаловать в зеленую деревню!
К сожалению, мне не довелось там пожить, но заезжать по делам приходилось часто. Этот оазис цивилизации расположен неподалеку от аэропорта. Огромный лагерь, несколько десятков человек охраны стерегут периметр, три поста охраны при въезде. А внутри… Три ресторана — итальянский, китайский, гриль, общая бесплатная столовая с прекрасной едой, кондитерская с замечательной и дешевой выпечкой и хорошим кофе, смузи-бар, обычный бар с бассейном, спортзал, несколько отличных магазинов и лаунж для курения кальяна. И главное — полноценный спа, где замечательные русскоговорящие девушки делают массаж.
Почти все — жительницы стран СНГ, работают здесь уже много лет, некоторые успели поработать рядом с американской базой в Киргизии, а когда база исчезла — отправились в Афганистан. Девушки эти немолодые, не позволяют себе никаких глупостей и способны рассказать о современной истории Афганистана больше, чем иные университетские профессора.
Во многих фильмах и сериалах, где описывается земля после глобальной катастрофы, авторы пытаются изобразить город, где зажравшаяся элита продолжает жить как ни в чем не бывало — Элизиум в фильме Нила Бломкампа, город-убежище в Fallout 2, Полис в «Метро-2033». «Зеленая деревня» — это как раз такое место. Где-то за стенами происходят теракты, люди растят опиумный мак и живут на доллар в день, а ты ешь лобстеров, запивая их смузи, и через день ходишь в спа. Действительно, реальная жизнь гораздо интереснее любой фантастики.
Но стоит отметить, что иногда ситуацию в этой стране мои коллеги оценивают немного превратно. Во время моей первой командировки в Кабул нам понадобилось уточнить, можно ли достать некоторые запчасти. А главный слесарь — немолодой афганец — в эти дни как раз срулил на свадьбу к родственникам в соседнюю провинцию.
Начали думать. Вариант «давайте позвоним и спросим» отмели сразу: афганец по-английски особо не говорит, а переводчика под рукой нет. Я предложил: давайте картинку запчасти пошлем ему по вотсапу, он посмотрит и скажет, есть ли такое, и если есть — где оно лежит.
На мое предложение коллега ответил злодейским смехом. «Ты что! — воскликнул он. — За пределами Кабула нет никакой мобильной связи, нет мобильного интернета, «Талибан» казнит людей на улицах, Средневековье, варвары!» Мне прямо стало неудобно за незнание местных реалий. На следующий день я спросил у местного переводчика, действительно ли за пределами Кабула нет мобильной связи. Он хмыкнул, опустил глаза и ответил: «Ну, 4G, конечно, не везде, в основном только в Кабуле, но 3G обычно есть всегда».
Если подвести итог современному состоянию Афганистана, каким оно видится мне, то проще всего будет рассказать историю. В один прекрасный летний день нам наконец-то удалось договориться об использовании стрельбища рядом с Кабулом, всего в 40 минутах езды от аэропорта. Мы выехали из города: вокруг холмы, узкая двухполосная дорога, с одной стороны — склон, а с другой — обрыв.
И вдруг я вижу, что ровно посередине дороги на «лежачем полицейском», в трещине на асфальте сидит женщина с маленьким ребенком на коленях. Она одета в традиционную пронзительно-голубую бурку, через которую не видно даже ее глаз, справа от нее тарелка для подаяний. Грузовики проезжают в десяти сантиметрах от нее с каждой стороны — дорога ведь узкая. В воздухе висит пыль, температура — градусов тридцать пять. Она протягивала руку к каждой проезжающей машине, что-то просила, но я не слышал ее, звук не проходил через бронестекла. Я много чего видел, но это меня зацепило.
Через десять минут мы доехали до стрельбища, окруженного красивыми холмами. Проверили оружие, привели его к нормальному бою, постреляли немного в удовольствие. Я привык к жаре, но через час на открытом стрельбище было уже тяжеловато, очки запотели от пота, и стало понятно, что пора ехать обратно. Мы закинули оружие и патроны в багажник и, довольные, поехали домой.
Женщина сидела на том же самом месте, не сдвинувшись ни на сантиметр, ребенок так же сидел на коленях. Ветер развевал ее бурку, и она уже не протягивала руку, а просто сидела, как монумент, посреди узкой дороги, повернув голову в нашу сторону. Я только успел нажать кнопку записи видео.
Так и Афганистан. Он сидит посередине континента, а с двух сторон, совсем рядом, проносятся огромные события — меняются окружающие страны, образуются новые торговые пути, сменяются правительства, строятся новые города.
А Афганистан все там же, посреди всего, но в этом «дорожном движении» он никак не участвует. Женщина с ребенком и сейчас, наверное, сидит на той же дороге и смотрит из-за сетки на проезжающие машины. А те, кто могли бы ее оттуда увести, либо давно уже уехали, либо заперлись в своих особняках в хороших районах Кабула и наслаждаются жизнью в стране, где за 40 лет люди совсем разучились верить в перемены.
