Знание прошлого укрепляет нашу веру в Пушкина

Александр Иванович Михайловский-Данилевский был на 10 лет старше Пушкина. К 1820 году он уже прослушал курс лекций в Геттингенском университете, участвовал в Отечественной войне 1812 года, будучи адъютантом М. И. Кутузова. Награжден орденом св. Георгия 4 ст. за участие в Бородинском сражении. С 1813-го – в свите Его Императорского Величества по квартирмейстерской части.  Участвовал в сражениях в 1813-1814 годах, контужен, награжден лично Александром I золотой шпагой «За храбрость». В 1816-1819 годах – флигель-адъютант. Сопровождал императора на Венский конгресс, в путешествии по южной России. В 1818 году вместе с императором посетил Бессарабию, отдыхал в том самом доме наместника, в котором в годы Южной ссылки жил опальный Пушкин. Второй раз побывал в Кишиневе в ходе Русско-турецкой войны 1828-1829 годов.

В «Записках» он вспоминал о весне 1818-го и лете 1829 года: «8-го июня я переправился близ Могилева через Днестр, который составляет настоящую границу между просвещенным миром и полудикими странами, лежащими на правом берегу оного. Крутые и излучистые берега Днестра дают ему некоторое сходство с Рейном только с тою разницею, что на Рейне нет ни аршина земли не возделанной, между тем как рука человеческая почти никогда еще не прикасалась до земель, вдоль Днестра лежащих. Не успел я переехать сию реку, как представились мне люди полунагие, с зверскими лицами, праздные, говорящие языком еще чуждым для муз, и необозримые степи, которыми я ехал до самого Прута. На сем пространстве я не встретил ни одного дерева, ни одного порядочного домика, ниже проезжих. Вдали от дороги мелькали иногда бедные селения, имевшие вид унылый и пустынный, ибо около них не было посажено ни одного дерева. Взамен здесь изобильнейшие луга, испещренные цветами, какие у нас растут только в садах; я тут видел желтые лилии, гелиотропы и тюльпаны. Над сими неизмеримыми пустынями носились хищные птицы, ястребы и орлы и, следуя за полетом их, я рассеивал грустные мысли мои. Я 11-ть лет тому назад был в Бессарабии, но с тех пор не нашел никаких усовершенствований; может быть, улучшения произведены в гражданском управлении, но по наружности все осталось в прежнем хаосе, как будто бы страна сия теперь только вышла из рук природы. Ночью того же дня я переехал границу в Скулянах на Пруте и простился с отечеством, а на другой день прекраснейшего утра я приехал в Яссы».

Как видно из сказанного, Михайловский-Данилевский в 1820 году прекрасно знал, в какую глушь империи ссылают молодого Пушкина, на какие тяжелейшие условия жизни он был обречен там. Но ни тогда, ни после он не сочувствовал русскому гению. По словам Аркадия Гавриловича Родзянки, Михайловский-Данилевский очень резко отзывался о Пушкине и его «мерзких, развратительных, но вместе с тем щегольских стихах, осмеивающих императора Александра, правительство и основания, на которых опочиет величество России».

В отличие от Пушкина, пригретый двумя императорами, Александр Иванович сделал неплохую карьеру. С 1823 года – генерал-майор, командир 3-й бригады 7-й пехотной дивизии. С 1829 года – командир бригады 4-й пехотной дивизии, дежурный генерал 2-й армии. Участвовал в переговорах по заключению Адрианопольского мира. С 1835-го – генерал-лейтенант. Стал сенатором, военным писателем,  историком, действительным членом Императорской Российской академии, академиком. Награжден многими российскими и иностранными  орденами. В последние годы жизни – главный редактор 6-томного издания «Император Александр I и его сподвижники в 1812, 1813, 1814 и 1815 годах».  Будучи, с 1835 года, председателем Военно-цензурного комитета, лично рецензировал для пушкинского «Современника» статьи Дениса Давыдова «О партизанской войне», «Занятие Дрездена». Давыдов из Москвы писал Пушкину 23 ноября 1836 года: «Письмо твое с Шеншиным я получил. Досадно, что Данилевский отсекает целые периоды от статей моих. Что делать! Я однако ни слова не намекну ему о том; боюсь рассердить его. Он теперь пишет двенадцатый год; пожалуй с сердцов вычеркнит из него и дела мои».  Пушкин ответил другу на необходимость обращения к Михайловскому-Данилевскому: ««Это все равно, как если бы князя Потемкина послать к евнухам учиться у них обхождению с женщинами».

Непросто было с Михайловским-Данилевским и Пушкину. С одной стороны, первый постоянно следил за творчеством поэта. По воспоминаниям Родзянки, тот просил прислать ему пушкинский «Бахчисарайский фонтан», написанный в Кишиневе и законченный в Одессе. В 1827 году П. П. Свиньин писал Михайловскому-Данилевскому об обеде, на котором Пушкин читал четвертую и пятую главы «Евгения Онегина». В 1832 году вместе обедали у Д. Ф. Фикельмон.  В 1833 году оба присутствовали на заседаниях Академии наук. Но, узнав о прощении Николаем I поэта и его возвращении в столицы, Михайловский-Данилевский тут же назвал Пушкина – «корифеем мятежников».

Статья «Записки А. И. Михайловского-Данилевского. Вступление на престол императора Николая I» появилась в «Русской старине» в 1890 году (№11) как сообщение Н. К. Шильдера. В ней не столько сказано о вступлении нового императора на престол, сколько о бунте 1825 года и мятежниках. Одним из главных виновников произошедшего Михайловский-Данилевский считал Пушкина. На странице 505 вспоминается рассказ о том, как молодой Пушкин появился в театре с портретом Лувеля с надписью «Урок царям». На 508-й автор обрушился на воспитанников Царскосельского лицея: «…из Царскосельского лицея вышел Кюхельбекер, участвовавший в бунте, а кто еще хуже – Пушкин, мерзкими стихами, осмеивающий императора Александра, правительство и основания, на которых опочиет величество России. Стихи сии в устах, а следственно и в сердцах мальчиков, находящихся в различных учебных заведениях». На 509-й названо одно из таких заведений в Нижнем, откуда приехали воспитанники на каникулы к родителям и привези «целые тетрадки ругательных стихов Пушкина, ими наизусть выученных».  Вот почему на странице 511 Михайловский- Данилевский назвал Пушкина «корифеем мятежников».

Знание прошлого, подзабытого укрепляет нашу веру в Пушкина и его свободолюбивую, светлую, человеколюбивую, а потому и бессмертную поэзию.

«Самостоянье человека, залог величия его…» Пушкин сам выстрадал свое самостоянье, в том числе и в Бессарабии. А нам завещал его в стихотворении «Поэту» (1830).

…Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?

Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.

Виктор Кушниренко, пушкинист