Забытая агрессия: о чём не любят вспоминать Кишинев, Тирасполь и особенно Киев?

Приднестровский конфликт 1992 года остаётся малоизученной темой – и не в последнюю очередь «благодаря» усилиям молдавской власти, старательно заменяющей фактуру мифотворчеством, за которым легко скрыть свои просчёты, фобии и ошибки. Ведь если станет известна вся картина событий той поры, то возникнут очень неприятные вопросы – и к пропаганде, которую вливали в уши людям до начала боевых действий, и к тому, как именно они велись.

Немедийная тема

Отдельно хочется поговорить об аспекте, который упоминают сегодня совсем уж неохотно. Его не любят вспоминать ни в официальном Кишинёве, ни в Тирасполе, ни в Киеве. Это участие украинских националистов из УНА-УНСО в приднестровском конфликте, насколько немедийная тема, что многие даже не знают об участии националистов из соседней страны. Хотя их-то как раз и не очень много, потому что УНСОшники находились в основном на спокойных участках фронта, в северной части Приднестровья, где никаких событий не происходило. К примеру, в сражении за Бендеры боевики УНА-УНСО не участвовали вовсе. Для тех, кто поучаствовал в боевых действиях, к примеру, в районе Кошницкого плацдарма (южный участок, где находились УНСОшники, и там бои шли достаточно активно), это был первый опыт подобного рода. Позже националисты использовали его в Чечне, где воевали уже против российской армии.

Речь идёт примерно о 400-500 членах данной экстремистской организации, прошедших через события 1992 года.

Мотивацией своей деятельности на Днестре УНСОшники называли страх того, что Приднестровье будет румынизировано: они боялись не столько за судьбу тираспольского режима, сколько за то, чтобы сёла северной части Приднестровья с украинским населением не отошли румынам. Время было такое, и мало кто сомневался тогда, что Румыния поглотит Молдову. Поэтому «тусовались» они в основном в северной части непризнанной ПМР, где преимущественно украинские сёла. Устанавливали блокпосты, фильтровали немногочисленный транспорт, пьянствовали, подкошмаривали местных, пользуясь оружием. В боевых действиях участвовали редко.

Кишиневская повесточка

Почему об этом не любят вспоминать в Кишинёве? Потому что взят курс на «великую дружбу» с Украиной, в рамках которой не пристало тыкать на такие страницы истории. Власти, изо всех сил создавая миф о «войне с Россией», боятся: если часто напоминать о том, что в войне участвовали украинские националисты, то народ перестанет воспринимать те события, как «войну с Россией», чего так добивается официальный Кишинёв.

Почему об этом стесняются говорить в Тирасполе? Тут ещё проще – потому что союзник-то оказался на самом деле идейно противоположным. Настолько, что вспоминать о сотрудничестве с ним действительно неудобно. Это попутчик, с которым в какой-то момент просто оказалось по пути.

Наконец, почему не нравится вспоминать об этом Киеву? Потому что де-факто поддержал он сепаратистское движение. В этом ключе очень трудно объяснить, почему ты поддерживаешь сепаратистов в соседней стране, а не у себя. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что официально Киев не поддерживал УНА-УНСО и даже якобы пытался чинить препятствия для их деятельности в Приднестровье. Но боевики организации продолжали ездить туда самостоятельно.

После войны часть УНСОшников вернулась к себе домой и стала готовиться к Чечне, часть же, получив жильё от тираспольских властей, обосновалась в Приднестровье. Вот именно эти люди, приднестровские украинские националисты – единственные, кто не стесняется произошедшего и охотно напоминает всем о своих «подвигах».

Они с гордостью убеждают в том, что «защищали в Приднестровье не сепаратистов, а украинцев», критикуют местный режим за «укрофобию», хотя почему-то не спешат расстаться с квартирами, полученными от тираспольских властей, и уехать «защищать Украину» в какой-нибудь Артёмовск или Авдеевку. Но этих людей мало. Союз приднестровцев Украины, как они себя именуют, насчитывает лишь около 500 человек.

Двигатель войны

В 2017 году украинский сайт опубликовал несколько фрагментов интервью с тремя участниками тех событий. Приведём некоторые выдержки из материала почти семилетней давности и прокомментируем их.

«Как начинаются все локальные конфликты? Сначала формируется политическая подоплёка. Дальше всё переходит к силовому противостоянию. Формируются группы: казачество, УНСО, самооборона, Правый сектор – что угодно. Потом идут в ход камни, палки, коктейли Молотова, охотничье и холодное оружие. Разоружаются «ментуры», склады. На постсоветском пространстве арсеналы оружия времён СССР колоссальны, они на миллионы! Но ключевой фактор развязывания конфликта – даже не это, а наличие группы населения, которая к этому стремится.

Мы воевали за то, чтобы Приднестровье вернулось на Украину. На Украину оно не вернулось, но и к Румынии тоже не присоединилось. Romania Mare (Великой Румынии) не получилось. Во-вторых, защита украинского населения. Защитили? Защитили. Живут, имеют школы, церкви, кафедры в университете», – цитирует издание некоего Владислава Мирончука, который принимал участие в боевых действиях в Приднестровье, Абхазии и на Украине (Мариупольское и Донецкое направления).

Мирончук озвучил главную причину нынешних событий на Украине – группу населения, которая к этому стремится. В Молдове такой группы населения нет, потому нет и войны. Четыре месяца 1992 года практически не в счёт.

На Украине такая группа есть, и её охотно стравили с другой группой населения, потому там полыхает уже почти десять лет. А причём тут Россия? Да ни причём. Мирончук описал всю схему цветной революции и то, как это развивалось в соседней стране. России приходится тушить учинённый «несознательными детьми» пожар, но в итоге её же и обвиняют в разжигании оного.

Параллельно Мирончук, сам того не желая, развеял ещё пару мифов Кишинёва о событиях 1992-го – о том, что непризнанная ПМР была вооружена лучше Молдовы, и о том, что полицейским противостояла российская армия. «Отличия в том, что между Россией и Приднестровьем есть Украина, а между ЛДНР и Россией – ничего. Кроме того, в Приднестровье не было вмешательства регулярных сил РФ. Оружие 14-й армии досталось обеим сторонам, так что Молдова воевала тем же, чем и приднестровцы. А так как в Молдове было больше частей, то и оружия досталось больше», – добавил он.

А вот второй оратор, Юрий Долженко, заявил, что у УНА-УНСО был шанс (оцените размах!) взять всё Приднестровье и поставить Кишинёв перед фактом: «Война на востоке Украины – это 10-й класс, война в Грузии – 1-й, а Приднестровская – детский сад. Но это моя первая война. У меня не сложилось такого впечатления, что выиграла Россия, потому что мы можем снова туда зайти и иметь конфликт. Единственное, что пророссийского населения стало больше. У Украины тогда был реальный шанс взять Приднестровье. Сказать: “Молдова, извини, но это наше”. Меня бесит, что, когда я еду по Одесской области, там молдавская граница. У меня на ней, кстати, нож отобрали, который я из Приднестровья привёз. Мы могли сказать Молдове: “Дружище, подвинься!”. Всё было бы без крови и без войны. Выставили бы администрацию, молдаванам сказали бы: “Мы будем тут”. Да, как Путин в Крыму. Они со своей колокольни там всё правильно сделали».

Напомним следующее: сейчас эти же люди вещают, что тогда (интервью 2017 года) никакой войны на Донбассе, дескать, и не было, так, из водяных пистолетов и автоматов в шутку постреливали в сторону Донецка, пока «злобный Путин» вдруг не решил «неспровоцированно и немотивированно вторгнуться в Украину».

В том же в 2017-м они проводили сравнения десятого класса и детсада, сравнивая тогдашний восток Украины и Приднестровье. Напомним, что только официально в Приднестровье погибло почти полторы тысячи человек. Разве это «детский сад»?!

И что тогда означает «десятый класс»? Война с итогом в десятки тысяч погибших? И они ещё говорят о «немотивированной интервенции»?! Поводом для бомбардировок Югославии, напомним, стала история с 45 трупами, обнаруженными в одном из сёл. Да и то потом оказалось, что это постановка, трупы свезли со всех мест, где были перестрелки албанских сепаратистов с полицией и армией Югославии. Но даже если не постановка: 45 трупов – это даже меньше, чем сожгли одним далеко не прекрасным майским вечером в Одессе. Понимаете разницу?

Долженко также рассказал, что его подельники были готовы воевать и в Крыму в 1992 году.

«В Крыму я был зимой 1992-го. Ездил с другими УНСОвцами, националистами, представителями Киевского патриархата в Крым на так называемом “поезде дружбы”. Прошлись по Севастополю шествием. С факелами. Увы, с людьми не было возможности пообщаться. Мы думали, что война начнётся с Крыма, а она началась с Румынии и Приднестровья. Это политика. Когда разваливается империя, может быть всё, что угодно. В Приднестровье было около 300 казаков и 20 членов РНЕ (Русского национального единства), которые входили в Службу безопасности ПМР. Когда с россиянами были на позициях, то всё было нормально. А когда встречались в отеле или в городе, то они напивались и направляли на нас оружие, хотели стрелять “за Крым”, кстати. Приходилось казаку объяснять, что мы сейчас воюем против Румынии. А в Крыму потом встретимся», – вспоминал Долженко, и оставим на его совести этот нарратив с задирами из РНЕ.

Тридцать с лишним лет они хотят войны

Очевидно, что группа населения, желающая войны, существовала на Украине ещё с начала 90-х. Именно эти люди ездили в Приднестровье искать боевой опыт, а затем настраивались на войну с Крымом. Но там её избежать удалось, зато полыхнуло на Донбассе, когда подросла масса молодых людей, рождённых в конце 80-х – начале 90-х и воспитанных в духе «ценностей» УНА-УНСО.

А вот что вспоминает третий собеседник, «философ» Эдуард Билоус: «Как я решил ехать? 1992 год. Кажется, февраль. Я сижу на диване, смотрю телевизор, новости. Там показывают Приднестровье, где уже начались боевые действия. Я быстро решаю ехать. Я взял отпуск и отправился туда. Мой первый заезд длился где-то месяц. Я понимаю психологию тех, которые едут на Донбасс. Я с такими служил, я с такими воевал. Но качество людей изменилось. Тогда у нас были понятия, что такое достойно, что такое недостойно. Что нельзя делать. Об этой разнице Невзоров хорошо сказал, когда сравнивал тех сепаратистов и этих. Для нас война – это была философия».

А какая это «философия», говорят следующие его слова: «Я решил, что поеду повоюю. Кроме того, у меня в голове была философия типа “жизнь – говно, мир – говно”, и если уничтожить не весь мир, то хотя бы себя». Но так как уничтожить себя у этих ребят тогда не получилось (оно и понятно, в самое пекло они не лезли), то через два десятка лет они решили уничтожить весь мир вокруг себя.

Билоус также был готов воевать в Крыму в 1992 году, как и предыдущие боевики. «Я помню разговоры в окопах в 1992-м: “Война закончилась, куда дальше? Вот в Сербии начинается, в Крыму должно быть”. Но я сразу сказал, что родом с Украины, меня уважали…  Дмитрий Корчинский (один из руководителей и идеологов УНА-УНСО. – прим. авт.) как-то сказал: “Вы все со своими личными комплексами. Война – одна из форм самореализации. Когда человек самореализуется, он становится счастливым”».

Как видите, украинский (читай – бандеровский) национализм успел причинить горя и Молдове, хотя у нас в таком свете оценивать ситуацию не принято. Ну и, вполне очевидно, эти люди искали войну сразу после развала СССР. Так стоит ли удивляться, что когда под большую войну появились и большие спонсоры, то всё закрутилось так, как закрутилось?