«Летя в пыли на почтовых…»: на чем путешествовали Пушкин и его друзья по Бессарабии
Пушкин любил прогуливаться по городу пешком. Это объяснялось близостью городского сада, домов и квартир друзей, знакомых. Но в те времена и прогулки совершались с экипажем. Поэтому часто поэт передвигался по Кишиневу в карете, в коляске, на санях. А иногда – верхом на коне.
Раззвевавшись от обедни,
К Катакази еду в дом…
В те годы почтовой станцией в Кишиневе владел отставной фельдъегерь, армянин Павлов. Станция находилась за Быком на территории Вистерничен, которыми владел Дмитрий Рышкан. Тут располагалась Дубоссарская застава. Ее обслуживали в 1817 году 32 владельца хозяйств и 4 бурлака. У Павлова были не почтовые телеги и кэруцы, а превосходные венские и польские коляски. У Ясской заставы можно было приобрести бричку. 21 августа 1822 года князь П. И. Долгоруков записал в дневнике: «Ходил смотреть дорожные брички, и прошел мимо здешнего острога. Самое лучшее здание в Кишиневе. Подлинно, замок тюремный. Стены выведены из толстого камня. На воротах надпись: “Не для пагубы, но ради исправления”. Тут Ясская застава, и от пригорка можно снять прекрасный вид с Кишинева». Первые станции от Кишинева: Мерены – в сторону Бендер, Негрешты – в сторону Калараша, Бошканы (Оницканы) – в сторону Дубоссар, Ишновец (Пересечина) – в сторону Оргеева, Будешты – на север, Хорестах – на юг, Бачой – в сторону Аккермана. Между этими станциями и Кишиневом располагались многие селения. Ныне в границы муниципия Кишинев входят 8 городов и 28 сел. Эти станции, селения, цыганские таборы близ них часто посещали Пушкин, его друзья и знакомые. При Пушкине Будешты принадлежали вистернику Григорию Стурдзе, Сынжера – бану Константину Канту, половина Трушен – сердарессе Марии Онофрияс, Негрешты – помещику Михаю Гермезиу, Бубуеч – бану Дмитрию Рышкану, Ишновец – стольнику Матею Доничу, Петриканы – камису Александру Панаите, Вадул-луй-Водэ – спэтару Панаиту Казимиру, Фэурешты – Иордакию Доничу, Мунчешты – Иордакию Варфоломею, половина Гидигича – Иоанну Прункулу, Хулбоака – коллежскому регистратору Василию Хасанову.
А все почтовые станции Бессарабии, за исключением Кишиневской, имел на откупе старик-постельник Димитраки Статаки. Он прибыл из Валахии. Статаки пользовался почтовыми кэруцами – телегами. По воспоминаниям подполковника И. П. Липранди, старик Статаки имел дом неподалеку от домов Георгия Рознована, его сыновей и двух постельников Плагино.
В повести «Кирджали» Пушкин писал: «У ворот острога стояла почтовая каруца… (Может быть, вы не знаете, что такое каруца. Это низенькая, плетеная тележка, в которую еще недавно впрягались обыкновенно шесть или восемь клячонок. Молдаван в усах и в бараньей шапке, сидя верхом на одной из них, поминутно кричал и хлопал бичом, и клячонки его бежали рысью довольно крупной. Если одна из них начинала приставать, то он отпрягал ее с ужасными проклятиями и бросал на дороге, не заботясь об ее участи. На обратном пути он уверен был найти ее на том же месте, спокойно пасущуюся на зеленой степи. Нередко случалось, что путешественник, выехавший из одной станции на осьми лошадях, приезжал на другую на паре. Так было лет пятнадцать тому назад. Ныне в обрусевшей Бессарабии переняли русскую упряжь и русскую телегу.)» Вот на такой кэруце опальный Пушкин и подполковник И. П. Липранди совершили самое большое путешествие по Бессарабии в декабре 1821 года. Они посетили, проехали 44 города, селения и почтовые станции.
Но обратимся к самому началу – первому приезду поэта в Кишинев из Одессы. Для этого надо было проехать через Тирасполь, Днестр и Бендеры.
В романе «Странник» А. Ф. Вельтман говорил, что по этому тракту он передвигался «на почтовой телеге». 18 сентября 1823 года на почтовой телеге из Одессы в Кишинев следовал и будущий вице-губернатор области Ф. Ф. Вигель. В «Записках» он сообщил, что с почтового двора в Бендерах, его далее «везли четыре лошади, по две в ряд, оборванный суруджи сидел на одной из передних и ужасно хлопал бичом». Впервые оказавшись в Кишиневе, Вельтман писал: «Экипажей встречал я без счета; по большей части, все сидят в колясках, от последнего мазила с бритой бородой до первого боярина с длинной бородой. Но молдавские кони не соответствуют венским экипажам…»
В 1821 году прапорщик Генштаба В. П. Горчаков приехал в Кишинев на кэруце. «Фактор (Мошка – В. К.)… побежал сам указывать нам дрогу. Все эти указания совершал фактор то шляпою, то палкой, то забегая вперед, то возвращаясь снова к каруце»; «Фактор ринулся в дверь и исчез; суруджи насупился и не слезал с дышловой лошади (при запряжке в 4 лошади, суруджи садится на одну из дышловых лошадей, а пара выносных идет на посторонках без погонщика)». В 1820 году, на Рождество генерал-майор М. Ф. Орлов и В. П. Горчаков отправились в Москву через Киев. Они выехали из Кишинева на санях, так как ночью выпал снег. «Но это готово относилось не к завтраку, а к готовым саням у подъезда. Мы вышли и увы! Вместо удалых русских троек, наши сани были запряжены по-молдавски, в четыре лошади, гусем».
В 1822 году прапорщик Генштаба Ф. Н. Лугинин записал в дневнике: «Молдаване ходят мало пешком. Ездят более всего парами, экипажи хорошо разрисованы золотом… Пашут на волах – телеги здесь ужасно высоки (имеется в виду арба – В. К.), никогда не мажут и скрып ужасный». Вскоре он с Метлеркампфом выехал на топографическую съемку в окрестности Кишинева. «Поехали верхами на мужицких лошадях. При нас подвода для инструмента».
По воспоминаниям поэта-любителя, художника Градова, в первый же месяц пребывания в Кишиневе Пушкин был без ума от цыганки-красавицы Людмилы Шекора, только-только ставшей женой богатого помещика Инглези. Они часто гуляли в рощице на Рышкановке. Там их всегда ждали дрожки. Вы не знаете, что такое дрожки!?.. Это легкий двухместный открытый экипаж для коротких поездок по городу.
Пушкин был безответно влюблен в Марию Эйхфельдт – двоюродную сестру братьев Крупенских. За ней ухаживали многие, в том числе и Тудор Крупенский. В юмористических стихах поэт запечатлел их и кишиневские дрожки.
Тадарашка в вас влюблен
И для ваших ножек,
Говорят, заводит он
Род каких-то дрожек.
Нам приходит не легко;
Как неосторожно!
Ох! на дрожках далеко
Вам уехать можно.
В начале 1822 года полковник Старов стрелялся с Пушкиным на Рышкановке. Страшная и очень опасная дуэль была прервана из-за сильной метели. Пушкин, его секундант Алексеев и подполковник Липранди возвращались на дрожках. Липранди вспоминал: «Дрожки наши, в продолжение разговора, догребли в город, ехали рядом и шагом, ибо иначе было нельзя. Я отправился прямо к Старову».
В. Г. Белюгова вспоминала, как Пушкин ехал по городу верхом на коне в сопровождении верных и лихих друзей. На Золотой улице, у модного магазина он увидел девушку, наблюдавшую за ним с балкона. Пушкин тотчас с конем взлетел на крыльцо, чем перепугал дочь хозяина магазина. И тот пожаловался Инзову. Та же Белюгова рассказывала, как на Пасху 1821 года отдыхали и веселились горожане. На Булгарии для них устраивались игры, танцы. «Приезжали смотреть на народ в каретах. Приехал и Пушкин…»
За период Южной ссылки Пушкин совершил 19 поездок по Бессарабии. Он посетил, проехал более 100 городов, селений и почтовых станций этого края. Не удивительно, что ровно 200 лет назад, уже в первых строфах «Евгения Онегина», написанных в Кишиневе, он вспомнил о почтовых.
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных…
Существует легенда, что летом 1821 года Пушкин тайно побывал за Прутом, в Яссах, следил за ходом Скулянской битвы, которую потом так верно и ярко запечатлел в своей повести «Кирджали». Возможно, он видел и толпы народа, бежавшего из Ясс в Бессарабию. Об этом Вельтман писал: «Вся эта толпа, в колясках, в каруцах, верхом, пешком, с страхом и шумом теснилась к переправе на нашу сторону. Пыль стояла тучей по дороге из Ясс».
18 января 1824 года Пушкин с И. П. Липранди находились в Бендерах. В Варнице искали могилу Мазепы, а в Каушанах – ханский дворец с фонтанами. В Каушаны Липранди не поехал. А Пушкин, после кофе у письмоводительши, «сел на перекладную (экипаж с лошадьми, сменяемыми на почтовых станциях – В. К.) вместе с квартальным, которого ему дал Бароцци, и отправился в Каушаны».
Последний визит в Кишинев Пушкин совершил 13-27 марта 1824 года. Эта «Бессарабская весна» радовала поэта и прекрасной погодой и новыми творениями. Ф. Ф. Вигель вспоминал: «Весь март стояла теплая и ясная весна. Пространное поле на горе, примыкающее к городу, обратилось в ежедневное, общее гулянье. По середине его всякой день по вечерам бывали полковые учения. Кругом в будках (так по-молдавски называют коляски) медленно тащились все те, кои имели их; коконы и коконицы, боярыни и барышни по часам останавливались, чтобы посмотреть на ученье и поговорить с знакомыми, в других колясках, рядом с ними стоящих. Обычай сей не гулять пешком и не ездить, а стоять в экипажах, мне показался очень глуп; я верно ошибся, ибо через несколько лет переняли его в Петербурге».
Выехав из Кишинева в Одессу, поэт запечатлел свои дорожные думы в стихотворении «Телега жизни».
Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезет с облучка.
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел! …..
Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!
Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И, дремля, едем до ночлега –
А время гонит лошадей.
Пройдет всего пять лет, и в 1829 году появятся «Дорожные жалобы».
Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?
Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть господь судил,
На каменьях под копытом,
На горе под колесом,
Иль во рву, водой размытом,
Под разобранным мостом.
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.
Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине…
Последняя дорога в Санкт-Петербурге снежной, морозной зимой 1837 года приведет его на Черную речку – на место роковой дуэли.
Виктор Кушниренко, пушкинист
