Аналитика Новости

Светлана Бодюл: «Реставрировать кишинёвский орган должны лучшие специалисты»

01.10.2018892 0

19 сентября ярко и торжественно было отмечено 40-летие кишиневского Органного зала, где при полном аншлаге прошел праздничный концерт с участием многих известных артистов. С большим успехом выступила на нем и наша соотечественница, солистка-органистка Светлана Бодюл. Улыбчивая и радушная Светлана Ивановна откровенно рассказала о своей многолетней и многогранной творческой судьбе.

«В КАЖДОЙ МУЗЫКЕ БАХ…» — На юбилейном концерте Вы исполнили три пьесы старинного французского композитора Никола де Гриньи. Почему Ваш выбор пал именно на эти произведения?

— 10 лет назад 30-летие нашего чудесного Органного зала отмечалось большим концертом органной музыки. Тогда, кроме народной артистки РМ Анны Стрезевой и меня, свои программы представили приехавшие из-за рубежа Ольга Бабаджанова – моя бывшая ученица и Марина Загорская. Тот праздничный вечер был наполнен музыкой гениальных композиторов, но для широкой публики он получился несколько «тяжеловатым». О нынешнем этого не скажешь, концерт был динамичным, многожанровым. Вот и я подарила зрителям то, что очень люблю сама – три небольших фрагмента из мессы Никола де Гриньи, торжественные по духу, не очень хорошо знакомые публике, ведь подарок должен быть сюрпризом. Кстати, проходя во время учебы в аспирантуре стажировку во Франции, его произведения я разучивала с великолепной французской органисткой, профессором Мари-Клер Ален. Там Гриньи – самый почитаемый композитор эпохи барокко, его ценят так же высоко, как в Германии – Баха.

— Для органа писали музыку и многие молдавские композиторы – Леонид Гуров, Эдуард Лазарев, Дмитрий Киценко, Василий Загорский, Геннадий Чобану и др. В Вашем репертуаре есть их произведения?

— Я исполняю несколько пьес для органа Эдуарда Лазарева. В Кишинев он когда-то переехал из Москвы, после окончания консерватории. Печально, что его уже нет с нами. Кстати, одна из его пьес, «Cantus», написана 40 лет назад специально к открытию Органного зала и посвящена мне. Я очень люблю это произведение, созданное современным музыкальным языком, бережно храню подаренные Эдуардом рукописные ноты. Он был настоящим мастером, автором бывшего гимна республики, балета «Антоний и Клеопатра», нескольких опер, поставленных на кишиневской и московской сценах. Что касается музыки для органа, написал он ее не вдруг. Эдуард приходил на мои репетиции, слушал, как я играю, изучал возможности инструмента, задавал на сей счет немало вопросов… Мое исполнение «Cantus» можно услышать на пластинке «Играет Светлана Бодюл», выпущенной фирмой «Мелодия» в 1980-м году. Воспользуюсь случаем и обращусь с просьбой к вашим читателям: если у кого-то сохранилась эта пластинка, я с большой благодарностью куплю её. Дело в том, что все свои экземпляры я раздарила друзьям и теперь очень хочу найти пластинку для личного архива.

— Вам прекрасно знаком наш орган. Именно на нем Вы играли 40 лет назад, на открытии Органного зала, позже – многократно выступали на этой сцене и с сольными программами, и в сборных концертах. Сегодня здесь полным ходом идет масштабный ремонт здания, широко обсуждается новый облик его фасада, вот-вот начнется реконструкция сцены, всего зала и капитальная реставрация самого органа. По мнению такого безусловного авторитета, как Анна Стрезева, которая на сегодняшний день является единственным сотрудником, работающим здесь со дня открытия Органного зала, инструмент потребует особого внимания: его устаревшую электрическую часть планируется заменить современной электроникой. Предстоит реставрация всех 3060 труб, замена многочисленных мягких, тканевых деталей. По мнению Анны Георгиевны, было бы хорошо, если бы инструмент реставрировали, не вывозя из страны. По ее словам, курировать работы будет высокопрофессиональный немецкий специалист, а их непосредственным исполнителем станет одна из трех немецких фирм, которая выиграет в специальном тендере. Как Вы считаете, опасно вывозить этот инструмент из Молдовы? И как он сегодня, на Ваш взгляд, звучит?

— Прежде всего хочу сердечно поблагодарить директора Органного зала Ларису Зубку, Анну Стрезеву, опытного органного мастера Валерия Бивола за то, что, несмотря на финансовые и другие трудности, они умудряются ценой неимоверных усилий поддерживать инструмент в хорошем состоянии, болеют за него всей душой. Звучит он замечательно, но если специалисты считают ремонт назревшим, не доверять им нельзя. Нужно понимать, что 40 лет – срок немалый, а орган феноменально капризный, сложный, хрупкий, дорогой. Поэтому я считаю, что в решении такой проблемы главное – определить настоящих профессионалов. Они и должны решать, что, как и где реставрировать. Ведь это один из лучших чешских органов на постсоветском пространстве, изготовленный, увы, уже не существующей фирмой из города Крнов. Значит, как я уже сказала, доверить его судьбу можно только первоклассным специалистам. Тем более что речь идет о большом концертном инструменте, и маленькая фирма без солидного штата, опыта попросту не потянет такой фронт работ. И главное: Вы верно отметили, что Анна Стрезева – большой авторитет в таком вопросе. Замечательно, что она сможет контролировать реставрацию органа.

— Светлана Ивановна, кого Вы считаете своим главным учителем в мире музыки?

— Татьяну Петровну Николаеву, профессора Московской консерватории. Она широко известна и как композитор, и как исполнитель произведений Баха. Я счастлива, что училась у нее, поскольку и для меня Бах – любимый композитор.

— У Бродского есть строчка: «В каждой музыке Бах, в каждом из нас Бог…»

— Верно… Хотя, как мне кажется, это самый трудный для исполнителя композитор. Но полюбила я его в юности, еще осваивая фортепиано. Точнее сказать, люблю всю жизнь. Говоря о своих учителях, хочу непременно назвать еще одно имя – профессора той же Московской консерватории Леонида Ройзмана. Закончив аспирантуру, я была определена к нему ассистентом в органный класс. Леонид Исаакович был истинным интеллигентом, добрым, мудрым человеком. Им воспитаны практически все советские, российские органисты, учившиеся в консерватории в 70-80-е годы. Именно по его инициативе во многих городах СССР в те годы один за другим открывались Органные залы.

Насколько обширна Ваша гастрольная география?

— Выступала я во многих странах, очень много ездила по Советскому Союзу…

— В Нотр-Дам де Пари довелось играть?

Играла и там. Инструмент в легендарном соборе, конечно, во всех смыслах впечатляющий, хотя, на мой вкус, звук у него чуть резковатый.

— А в каком зале, на каком органе мечтаете сыграть?

— Очень люблю Францию, Париж. Хочется попутешествовать по этой стране и поиграть на старинных инструментах. Большинство произведений в репертуаре каждого органиста написано композиторами прошлых веков. Исполняя эти прелюдии, фуги на инструментах тех эпох, есть возможность услышать их оригинальную звуковую палитру. К тому же мне французские органы вообще ближе, чем немецкие. Люблю их звучание, возможность использовать особые язычковые регистры. На немецких их гораздо меньше.

«ОДНАЖДЫ МОЙ КОНЦЕРТ ПРЕРВАЛ … ГОЛУБЬ» — Вы много лет живете на Мальте. Какие языки там в ходу? — Мальтийский, итальянский, английский. Мальтийский я лишь понимаю, на итальянском и английском говорю свободно. — Это католическая страна, значит, органная музыка звучит повсюду?

Как-то во время гастролей в Пицунде вдруг услышала, что одна из органных труб совершенно не звучит. Пришлось даже остановить концерт – оказалось, что всему виной… голубь, залетевший в ту трубу. К счастью, выдворить его оттуда удалось без особых хлопот. А вообще, на гастролях форс-мажора хватает. Дело в том, что двух совершенно одинаковых органов не существует. На каждом инструменте, на котором собираешься играть, необходимо набрать регистровку, то есть, заранее «закодировать» его под свою программу. К тому же нередко встречаются совсем нетипичные органы – по количеству мануалов, по разнообразию их регистровой палитры. Понятно, что в связи с этим крайне важны основательные репетиции, хороший контакт с ассистентом, без которого также не обойтись. Несколько раз доводилось бывать на концертах, где неопытный ассистент вдруг включал не тот регистр. В итоге звучание оказывалось иным. — Известно, что не все Ваши коллеги обладают даром импровизации. Действо это буквально завораживает зрителей – получив в заключительной части программы из зала написанную на нотной бумаге мелодию, органист тут же, одномоментно сочиняет и исполняет полноценное музыкальное произведение – прелюдию, сюиту или фугу. Вы практикуете на своих концертах импровизации?

— Не часто. Дело в том, что это особая область исполнительского искусства, тут требуются композиторский талант, великолепный слух, теоретический багаж, немалая творческая свобода. Импровизации музыканта нужно учить с детства. Кстати, во Франции в консерватории есть специальный предмет – импровизация. Некоторые навыки во время стажировки я там приобрела. Ещё брала уроки у главного органиста Нотр-Дам де Пари Пьера Кашро. К сожалению, у нас традиции такого обучения нет. В советские годы высший пилотаж в искусстве импровизации демонстрировал московский органист Олег Янченко, который был мне и учителем, и настоящим другом. И сегодня таких мастеров буквально единицы. — Все годы Вы остаетесь верны своему сценическому образу: длинные распущенные волосы, без всяких укладок. — Так выгляжу и вне сцены – все просто, никаких парикмахеров. — А концертные платья как согласуете с модой? — Честно говоря, у меня их практически нет. Уже лет 20 выступаю в брюках и нарядных пиджаках. Орган не требует женственности, тут уместнее строгий стиль, а брюки удобнее в связи с активным использованием педалей. Помню, в консерватории одна студентка на экзамене села к инструменту в коротком декольтированном платье, что выглядело весьма комично. Кстати, в этом смысле мне комфортно выступать в храмах. Там органист, как правило, сидит высоко, далеко от зрителей, поэтому концертные наряды не нужны. — Однако с обувью, насколько я знаю, проблем хватает? — Это так. Туфли на каблуках, естественно, исключены. Нужна мягкая обувь на тонкой подошве, чтобы чувствовать педаль, чтобы подошва не стучала по ней.

«МАМА ЛЮБИЛА ИГРАТЬ ШТРАУСА»

— Светлана Ивановна, расскажите о Вашей семье. Как оказались на Мальте? — Поехали туда по долгу службы – супруг был дипломатом, работал советником в посольстве СССР. Мне же, естественно, импонировал культ органной музыки в этой стране, возможность не прерывать свою концертную деятельность. Позже, в конце 80-х, я приняла католическую веру. Кстати, крестилась во время гастролей в Ялте, в маленьком костеле. У нас две дочери – старшая, Клавдия, названная в честь моей мамы, и Виктория. У обеих мужья итальянцы, живут они со своими семьями в Италии. Клавдия закончила Академию искусств во Флоренции. Она художник, дизайнер, прекрасно фотографирует, дважды побеждала в престижных фотоконкурсах. Виктория хочет быть сценаристом, но пока учебу в Болонском университете ей пришлось прервать из-за рождения ребенка. — По музыкальной стезе дочки не пошли? — Когда еще жили в Москве, Клавдия с первого класса ходила в замечательную хоровую школу для мальчиков, девочек там было совсем немного. Руководила ею известный дирижер Нинель Камбург. Пела Клавдия и потом, в Италии, в церковном хоре, выступавшим даже перед Папой Римским. — А в свои школьные годы чувствовали особое к себе отношение – все же дочь главы республики? — Нет. Иногда казалось, что учителя были даже чуть требовательнее, чем к другим. Занималась я в музыкальной школе. Класс был дружный, небольшой – 18 человек. Училась хорошо, легко. Конечно, могли с подружками слегка похулиганить, опоздать на урок. Но музыку любили искренне, к инструменту садились не из-под палки. — Знаю, что Вы очень дружны с сестрой Натальей, известным художником, режиссером-мультипликатором, кинодокументалистом. Как сообщали СМИ, на основе воспоминаний Ивана Ивановича Бодюла и его книги «Дорогой жизни» она решила снять одноименный документальный фильм. Завершен ли этот проект? — Нет, полностью работа над этой трехчасовой лентой не закончена, поскольку «Молдова-фильм» предлагает выкупить из своего архива кадры необходимой кинохроники по далеко не символической цене. Остается надеяться, что в республике найдутся люди, готовые помочь в решении этого финансового вопроса. А с сестрой мы действительно дружны. Считаю, что это большое горе, когда враждуют родственники. У нас всегда была дружная семья. По-настоящему близкими, любящими друг друга были родители. Так и нас воспитывали – в любви друг к другу. Конечно, непосредственно воспитанием занималась мама. Она была очень чутким, легким человеком, как свет в окошке, с тонким художественным вкусом. — Откуда мама родом? — Из Днепропетровска, родилась в русско-украинской семье. После войны по распределению была направлена в Кишинев, работала в Совмине – стенографировала у Брежнева, затем – у Ивана Ивановича Бодюла. В сорок лет она выучила английский – закончила факультет иностранных языков госуниверситета. Считала, что, часто сопровождая отца в зарубежных поездках, просто обязана знать английский. Помню, что поначалу учеба давалась ей нелегко, все же – семья, дети. Но быстро втянулась, получив диплом, делала переводы для сельхозинститута, со временем стала читать в оригинале английскую литературу. Мама очень любила музыку, великолепно пела украинские песни, играла на фортепиано. Особенно любила исполнять вальсы Штрауса. — На Ваши концерты часто приходила? — Приходили и отец, и мама. Отец был из простой молдавской семьи, а искусство впитывал всей душой. От его друзей слышала, что в юности он хорошо рисовал, а в зрелые годы с удовольствием ходил на концерты, в оперный театр. Вообще заядлыми театралами в нашей семье были все.

«ВЯЗАТЬ МЕНЯ УЧИЛА ТАМАРА ЧЕБАН»

— Народная молва утверждала, что Органный зал Иван Иванович Бодюл открыл для дочери…

— А все прочие театры, Дома культуры, книжные магазины «Луминица» чуть ни в каждом селе – для кого? Бросая тень на советское прошлое, чего только не придумают о том времени. Естественно, пытаются очернить и отца. А я считаю его великим сыном молдавского народа, крупным политическим деятелем. Да, он наверняка совершал какие-то ошибки. Как известно, не ошибается тот, кто ничего не делает. Однако все построенные в то время заводы, агрокомплексы, институты и многое другое – это не миф, а реальность. Хорошо помню, что отец был настоящим трудоголиком, причем, до последних дней жизни. Что касается Органного зала, я уверена: если бы не его идея, энтузиазм, он никогда не появился бы в Кишиневе. Кстати, «вживую» органную музыку отец впервые услышал в Большом зале Московской консерватории, на моем сольном концерте. Сразу загорелся идеей открыть Органный зал в Кишиневе. Когда она стала воплощаться в жизнь, все работы отец контролировал лично, хорошо понимая, насколько знаковым будет этот очаг культуры для республики: первоклассный орган, хрустальные богемские люстры, специально заказанная бело-голубая мебель, паркет из ценных пород дерева, скрупулёзная работа по «наладке» акустики… Открытие зала стало большим праздником, и я горжусь, что была его участником, что мой отец оставил после себя такие яркие вехи.

— В Кишиневе живет кто-то из Ваших родных?

— Очень близким нам человеком была единственная папина сестра, тетя Нина, простая чудесная женщина. К сожалению, ее уже нет. Живет здесь двоюродная сестра Катя со своей семьей. Они с мужем юристы, супруг, Михаил Плэмэдялэ, был главой МВД. Конечно, мы с Натальей не теряем связи со многими друзьями семьи, с бывшими соратниками отца. На днях гостили у Семена Кузьмича Гроссу – ходили «на мамалыгу»… Приехав в Кишинев, непременно встречаюсь со школьной подругой Натальей Осташко, которая уже 40 лет преподает в музыкальной школе фортепиано. — А каким видится Вам сегодня родной Кишинев? — Он, конечно, меняется… Когда-то тут было совсем мало машин. Гуляя по городу, мы рвали шелковицу с деревьев. Теперь Кишинев другой, его, увы, не красят высотные долгострои на центральных улицах. Жалко, что в верхней части стирается историческое лицо некоторых кварталов, старинные домики в запустении. Но, как говорится, жизнь продолжается, еще сохранившиеся родные сердцу уголки радуют глаз. На центральном рынке мы с сестрой купили вкуснейший виноград, кукурузу. Сварили початки и лакомились, как в детстве. Ни в Москве, ни тем более на Мальте такой кукурузы нет. Кстати, хорошие помидоры на рынке мы нашли почему-то с трудом… — На какие-то увлечения, хобби времени хватает? — Люблю рукодельничать: вышиваю, вяжу крючком нарядные скатерти. Знаете, кто учил меня вязать? Сама Тамара Чебан! С большим удовольствием собираю коллекцию картин молдавских художников. Среди особенно любимых – работы Леона Леа, Георгия Лисицы, акварели Иона Кэркэлана. А вообще-то у меня в последние годы вся жизнь на колесах: Италия, Москва, Мальта, Чехия, где сейчас в длительной командировке живет с семьей старшая дочь. И, конечно, Кишинев, напоминающий о счастливом детстве, юности, о любимом отце, так много сделавшем для своей страны.

Источник: NOI