Николай Бабилунга: Штефан III Великий (Штефан чел Маре) был первым молдавским Господарем, который взял курс на Россию в далеком 15 веке

В научных исторических кругах давно бытует мнение, которое научно доказано, доказавшее факт о том, что Штефан III Великий (Штефан чел Маре) был первым молдавским Господарем, который взял курс на Россию в далеком 15 веке.

Думается, что это тема интересует многих почитателей истории. Об этом главный редактор республиканской газеты «Адевэрул нистрян» Сергей Санду беседует с Николаем Вадимовичем Бабилунгой, заведующим кафедрой Отечественной истории ПГУ им. Т.Г. Шевченко, профессором.

С. Санду – Николай Вадимович! В интернете ведутся различные дискуссии из цикла «Разговоры о молдавской государственности». И я полагаю, что эта тема живо интересует абсолютное большинство читателей нашей газеты. Не согласились бы Вы подключиться к этим «Разговорам»?

Н. Бабилунга – С удовольствием, Сергей Иванович! Но должен предупредить, что эти разговоры продолжаются уже не одно столетие, а споры не раз достигали такой остроты, что сопровождались кровопролитием и войнами. Во всяком случае, мы можем принять в них участие и высказать свои взгляды, но вряд ли нам удастся поставить последнюю точку в этой проблеме, слишком разные интересы глобальной мировой политики здесь играют свою определяющую роль.

С. Санду – Я понимаю. Итак, первый вопрос. Согласны ли Вы с утверждением, что Стефан Великий – «это первый молдаван, который понял, что Молдова сможет выжить лишь в союзе с Москвой», а фактически, первый пророссийский правитель Молдовы?

Н. Бабилунга – Конечно, в известном смысле это так. Хотя начало контактам между Молдовой и Русью было положено задолго до Стефана, ещё при основателе рода Мушатинов на молдавском престоле Петре Мушате. В 1386 г. молдавский господарь предоставил у себя приют князю Василию, сыну Дмитрия Донского, который бежал из Крыма, где был заложником хана. Но во времена Петра смертельная опасность для государственности Молдовы исходила от католической Венгрии. Играя на противоречиях двух сильных держав, господарь признаёт себя вассалом польского короля Владислава Ягеллона. Ни о каком союзе с Московской Русью не могло быть и речи – она сама находилась под игом Золотой Орды. Петр вынужден был пойти на союз с католиками, стал усиливать в стране влияние их прелатов, позволил очень многое их магнатам. И это, вероятно, потребовало каких-то ограничений для самого монарха…

С. Санду – Молдова ведь возникла как государство православных жителей?!

Н. Бабилунга – Вот-вот! Вы совершенно точно определяете правильный путь, чтобы понять всю значимость поворота в политике Стефана, — это православная ментальность молдаван. Они никогда не вели религиозных войн. Они очень терпимо относились и к католической вере, и к протестантской, и к магометанской. Но считали абсолютно недопустимым любое вмешательство и чужих людей в их духовную жизнь, в их верования, понятия о правде, о свободе, об истине, об идеалах. Сами себе молдаване ещё в свой древний период истории представлялись народом мирных и трудолюбивых крестьян, безмятежных пастухов, окруженных злобными недоброжелателями.

Вспомним, как воспринял в народной балладе «Миорица» её герой, «гордый чабан молодой молдаван», предупреждение вещей овечки о готовящемся против него преступлении со стороны двоих других пастухов: «одного унгуряна» и «злодея врынчана». Он стоически переносит известие о скорой гибели от рук своих соседей, которым приглянулась его отара и его собаки. Кстати, заметьте, никаких «румын», никто из них не знает и себя так не называет, есть трансильванец-унгурян, есть житель Вранчи, Мунтении и есть молдаванин. Намеченная злодеями жертва гордо и спокойно воспринимает известие о скорой смерти и ограблении – перевес сил на стороне его недругов. Только вот, чтобы мать слезы не проливала; пусть думает, что он женился на прекрасной принцессе из далёкой страны, невесте мира (а лумий мирясэ).

Но это христианское смирение перед жестокой судьбой вовсе никак не отрицало героизм и бескорыстие гайдуков в молдавском фольклоре в защите своих ценностей, своих представлений о добре и справедливости, в сказках, балладах, дойнах, гайдуцких песнях. И Стефан в своем письме к польскому королю после победы его над венграми в битве при Байе ясно дает понять, что молдаване – это храбрый народ, который ущемлен в своих правах. Более того, Стефан Великий выражал совокупное мнение всего молдавского народа, который считал, что выполняет волю Бога, защищая Молдавию – «Ворота христианства» — от агрессивных турок-османов. В этом же духе говорит летопись, сообщая о победе молдавского господаря над турецко-татарско-валашским войском в 1475 г., «Победи, господь, поганские языки рукою раба твоего Стефана Воеводы».

Многие десятилетия Стефан пытался создать в Европе антиосманский союз христианских государств. Он обращается и к польскому королю Казимиру, и к литовскому князю Александру, и к римскому папе Сиксту IV, и к другим правителям христианских стран с призывами всем вместе защититься от смертельной для всех опасности. Раздираемая междоусобными противоречиями католическая Европа отвечала в лучшем случае вежливым восхвалением его побед над турками, победителями нескольких европейских против них крестовых походов. Православные народы не рассматривались там равными себе. А ведь молдаване, как и русские, в фольклоре, в летописях, в духовных исканиях и политической борьбе считали, что не в силе Бог, а в правде. Понятие «дрептате» как справедливость идентично русскому народному представлению о правде. И в народном понятии господарь действовал во всем в соответствии с волей Божьей.

И вот, зная всё это, как мы можем оценить выбор Стефана Великого идти на самое близкое сближение с Иваном III, с православной Московской Русью? Только как естественное, как логичное, как соответствующее политической ситуации и стратегическим интересам молдавской государственности, как отвечающее чаяниям и ожиданиям народа и православного духовенства. Именно общая духовность, общие интересы, идеалы, понимание своего места во враждебном мире и стали основой решительного сближения Молдавии и Руси во времена Стефана и Ивана.

С. Санду – Вы упомянули вскользь о «румынах» во времена средневековой истории. Хотелось бы услышать чуть подробнее Ваше мнение о взаимоотношениях молдаван с близкородственными им народами во времена Стефана. Если почитать сегодняшнюю кишиневскую прессу, то в едином «румынском» народе двух различных государств было просто монолитное единство почти как в советские времена в «блоке коммунистов и беспартийных» (шутка). На самом же деле, как я понимаю, всё было гораздо сложнее.

Н. Бабилунга – Ха-ха! Насчет советских времен говорить пока не будем. А что касается Средневековья, то тут всё обстояло как раз прямо противоположным образом. За годы своего правления Стефану больше 20 раз пришлось воевать с валахами. Ни с кем, ни с одним народом, ни с одним государством Стефан не воевал так часто и жестоко, одна молдо-валашская война приходилась почти на каждые два года его правления. Мунтяне по науськиванию турок постоянно нападали на Молдавию, разоряли её города и сёла, вчистую, дотла сжигали города, особенно южные – Текуч, Васлуй, Белгород, Килию, Бырлад и другие. Пощады не знали ни женщины, ни дети, ни старики. А после битвы при Белой долине 1476 г., которую выиграли турки с татарами при помощи валахов во главе с их господарем Лайотом Басарабом, последние вырезали зверским образом тысячи безоружных пленных молдаван.

Стефан имел все основания сообщить своим венецианским гостям, что «валахи были более жестоки и опасны, чем турки» и что они «хотят погибели нашей и всего христианства и покорны туркам». Подтверждение словам молдавского господаря мы находим и у польского автора Яна Длугоша, который писал, что «мунтянское войско, имея тот же язык и обычаи, что и молдаване, било по Стефану намного злее, чем турки». Правда, справедливости ради, я должен сказать, что и молдаване отвечали мунтянам такой же непримиримой ненавистью и жестокостью. Когда Стефан в 1471 г. выиграл одну из битв с господарем Валахии Раду Красивым (Раду чел Фрумос), все пленные были казнены. Не жалел он и населения взятых городов Валахии, причем летописцы считали это оправданным делом, почти божеским. Так это или не так, судить не нам. Но, во всяком случае, валахи не были и не могли быть союзниками Стефана в борьбе с османами. Они были жестокими и беспощадными врагами. Сама судьба толкала Стефана в сторону Москвы.

С. Санду – С «румынским братством» мы, кажется, разобрались. Теперь давайте опять взглянем на Восток. Если я правильно понял, господарь Стефан стал искать поддержки здесь, потому что не нашел её на Западе?

Н. Бабилунга – В общем-то, так. Но не совсем, ибо дело не только в войнах. Да, Стефану приходилось постоянно вести войны в защиту молдавской государственности и православной веры. Эта защита стала основным смыслом и главным итогом его почти полувекового правления. Но одновременно в эти десятилетия молдавский народ сплачивался и консолидировался в единый этнос, как, возможно, никогда больше в своей истории. Стефан воевал не в силу своей какой-то безмерной агрессивности или жестокости. В этом была историческая необходимость, вызванная многими другими причинами, независимыми от воли и желаний господаря. И в ходе войн он сумел объединить все общество с его разделенными классовыми интересами, объединить на базе защиты высших государственных и этнических интересов, которые соединяли всех и каждого. Прежде всего, это то, что мы сейчас называем национальная безопасность.

Ведь Господарь не просто добился фактически неограниченного самодержавия для своей власти. Он сплотил всё население и церковь перед лицом враждебного католического и мусульманского окружения сильных и агрессивных соседей: Польши, Венгрии, Литвы, Крымского ханства, Османской империи, не говоря уж о помощниках турок в Валахии и других подчиненных им регионах. Консолидация и сплочение страны, сохранение её независимости, защита православной веры – всё это объединило вокруг господаря население. Это мелкое и среднее боярство, служилое сословие, это торгово-ремесленное население городов, даже и большинство крупных бояр-землевладельцев. Но главное – это крестьянство, которое увидело в лице Стефана и защитника от иноземных поработителей, и защитника от посягательств на них собственных крупных феодалов, и защитника веры их предков, отцов и дедов.

Говоря современным языков политологов, Стефан Великий сумел установить в стране общественный консенсус и направить все усилия различных слоев и классов общества на реализацию социально приемлемых для всех целей. При нем страна достигла вершин своего государственного развития. Во всем: в экономике, в культуре, в военном отношении, в авторитете на международной арене, в духовности и культуре. Вы позволите мне тоже пошутить?

С. Санду – С удовольствием!

Н. Бабилунга – Так вот, господарю Молдавского средневекового княжества удалось сделать то, чего так и не удалось добиться последнему генеральному секретарю ЦК КПСС с его бесконечными призывами «консолидировать все здоровые силы общества на платформе перестройки». По своей бездарности Горбачев так и не достиг желаемого, развалив страну, общую для всех Родину – Советский Союз. Тем самым он ввергнул его народы в пучину кризиса, всеобщего одичания, озверения, кровавых конфликтов и гражданских войн. А Стефан объединил и сплотил всю свою не такую уж могущественную державу, как говорил о нём русский историк Н.М. Карамзин, «с малыми средствами творя великое». Но это, конечно, лишь в качестве шутки. Историки не любят заниматься подобными сравнениями, понимая, что они хромают на обе ноги. Ибо любая эпоха, любая историческая ситуация уникальна и неповторима. Хотя какие-то поверхностные похожести встречаются часто.

С. Санду – Хорошо. Вернемся к Стефану. Мне не очень понятно, какое отношение политика господаря по отношению к Москве связана с его внутриполитическими проблемами по укреплению централизации государства и консолидации всего молдавского этноса.

Н. Бабилунга – Так в этом же и есть вся изюминка. В этом проявилась, если хотите, вся гениальность Стефана Великого как выдающегося политического руководителя Молдавии. Приучив население своей страны мыслить по-государственному, научив жертвовать частным ради общего, он показал, что у молдаван имеются свои собственные национальные интересы, есть идеалы, общие для каждого в отдельности и для всех вместе. Но, чтобы сохраниться как единой общности, молдаване должны уметь их отстаивать во враждебном окружении. И гарантом этого национального самосохранения может быть только одна держава в мире – это православная Русь. Русский народ сбросил с себя оковы монголо-татарского ига, а его князья вели политику объединения русских земель вокруг Москвы. Великий князь московский Иван III правил почти в те же годы, что и Стефан, с 1462 по 1505 гг. И это способствовало их сближению.

Ещё более способствовали и общие интересы Молдавии и России – польские и литовские феодалы захватили ещё в монгольский период обширные древнерусские земли, которые потом превратятся в Украину и Белоруссию, а также и некоторые земли, которые Москва считала истинно русскими. А польский король Казимир Ягеллончик со свойственным спесивым аристократам презрением всячески старался унизить Стефана и даже демонстративно лишал его своей помощи в войнах против турок, нарушая свои обязательства в качестве сюзерена.

Борьба против общих врагов сблизила Ивана и Стефана. Не исключено, что между ними бал заключен какой-то тайный договор. Его текст не сохранился (если он, конечно, был). Но в 1500 г. Стефан упоминает в одном из документов о каких-то «доконачальных записях и крестном целовании», согласно которым он действует. А целованием креста в те времена монархи скрепляли свои клятвы и международные договора.

Другим объединяющим моментом средневековых правителей были узы брака. Второй женой Стефана стала киевская княжна Евдокия, которая была родственницей Ивана III. Ещё более важная связь между правителями прошла по линии их детей. Дочь Стефана Елена в 1463 г. была выдана замуж за сына и наследника московского правителя Ивана Ивановича Молодого. Это событие должно было бы стать самым крутым поворотом в истории Молдавии. Ведь от брака Елены и Ивана родился сын Дмитрий. Таким образом, внук Стефана Великого имел все шансы занять московский престол, стать царем. Следовательно, Молдавия в перспективе могла бы объединиться с Россией и не терпеть 300-летнего турецкого ига, и не знать фанариотов, и…

Но не будем фантазировать, что могло бы произойти в случае, если бы… Это не дело исторической науки. Хотя всю грандиозность планов Стефана Великого мы можем и обязаны оценить и с этой точки зрения. Как предполагают некоторые румынские историки, готовясь к браку своей дочери с наследником московского престола, Стефан отдает распоряжение написать молдавско-русскую летопись, которая названа историками «Анналы двора Стефана Великого». Написанная на славянском языке, эта самая древняя из молдавских летописей доказывала знатность и благородство молдаван, обосновывая естественность и неразрывность союза двух православных народов – русских и молдаван.

С. Санду – А существовали на деле или нет какие-либо реальные выходы от этого крестного целования, этого брака, этого готовящегося союза Молдовы и Руси?

Н. Бабилунга – Были и вполне ощутимые. Я думаю, читатели «А.Н.», знакомясь с историей всех молдавских правителей, имеют представление, какое страшное бедствие для населения страны представляли регулярные грабительские набеги на её территорию беспокойных татарских орд. Так вот, в 1792 г. эти набеги вдруг неожиданно прекратились. Стефану удалось заключить с крымским ханом договор «о любви и дружбе», который имел четкую промосковскую ориентацию. Дело в том, что Бахчисарай тогда являлся союзником Москвы в войнах против Польши и казанских татар. А нам с детства хорошо известно, что друг моего друга – мой друг. Так, союз с Русью помог Молдавии избавиться от бича татарских набегов. Правда, ненадолго.

Но союз с татарами помог разбить Стефану польского короля Яна Ольбрахта, когда тот вторгнулся со своим войском в княжество. А когда брат Яна, великий литовский князь Александр Ягеллончик, двинул свою армию на помощь полякам, Иван предупредил литовцев, что будет рассматривать это вторжение как войну против Москвы. Литовцы струсили и вернулись, а войско Яна погибло в битве в Козьминском лесу. В этой ситуации пострадало население левобережного Приднестровья, ибо Стефан в гневе на поляков перешел Днестр и стал громить и крушить здесь всё, что попадалось под руку. Эта территория тогда считалась польской. Местное население вряд ли в чем провинилось перед молдаванами, но что было, то было. Княжество на долгие годы было спасено от новых польских вторжений.

С. Санду — Ну а как в самой Москве относились к этому союзу? Полное согласие или дули разные ветры?

Н. Бабилунга – Поначалу ничего не предвещало туч, всё было ясно и четко спланировано. Предполагая будущее объединение двух народов – молдаван и русских – под властью одного монарха, Иван III провозгласил царевича Дмитрия, внука Стефана Великого, наследником московского престола. И в Молдавии, и в Московской Руси намечался один общий правитель. Стефан переписывался с дочерью, как её называли при московском дворе Еленой Волошанкой. Кстати, вопрос на засыпку: как Вы думаете, на каком языке отец и дочь переписывались?

С. Санду – Ну, думаю, на молдавском…

Н. Бабилунга – Неправильно. Молдавский язык в те времена ещё не имел письменности. Он был лишь разговорным. Языком богослужений был славянский язык, как и языком всех официальных документов, выходивших из господарской канцелярии, он же был и языком богослужения. Письма грамотные люди писали друг другу, понятно, тоже на славянском языке. Лишь в конце XVI в. появляются в княжестве документы на молдавском языке, написанные, конечно же, славянской графикой. Но это к слову.

Всё изменилось по банальной причине, которую французы формулируют известной фразой «Ищите женщину!». Женой Ивана III во втором браке стала племянница последнего византийского императора Софья Палеолог. У них родился сын Василий, будущий отец Ивана Грозного. Великий московский князь Иван III посчитал для Руси престижным соединение династии Рюриковичей с династией последнего императора Византийской империи Палеологами. Это создавало ясную и понятную схему преемственности власти от античности до времени их современников и послужило затем основой для знаменитой теории «Москва – третий Рим. Два Рима пали, а третий стоит. И четвертому не бывать!»

Одним словом, вместо царевича Дмитрия после неожиданной смерти от болезни его отца Ивана Молодого наследником московского трона объявлялся Василий. Конечно, все эти события сопровождались дворцовыми интригами, появлением нескольких боярских партий, их борьбой между собой с переменным успехом. Елена Волошанка, пользовавшаяся некогда небывалым влиянием при московском дворе, попала в опалу, взята под стражу. Дмитрий умер в возрасте 26 лет и похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля.

Конечно, эти события не могли не омрачить взаимоотношений Молдавии и Московской Руси. Но как Иван III, так и Стефан III, были политиками дальновидными. Свои семейные трения они не пытались переносить в область межгосударственных отношений. Трагический конец для дочери и внука Стефана так благополучно начинавшегося союза Молдавии и России никакого особого влияния на дальнейшее развитие молдавско-русских политических связей не имел.

Наоборот, идея русского покровительства России над православной Молдавией во времени развивалась и обогащалась новыми инициативами, о которых сейчас говорить не будем, ибо это уже другая тема.

С. Санду – И всё-таки, что, на Ваш взгляд, помешало воплотиться в жизнь идее Стефана о тесных политических связях и возможном соединении молдавского и русского государств в единое целое? Неужели дворцовые интриги московских бояр?

Н. Бабилунга – Нет, конечно, это абсурд. Существовали реальные непреодолимые преграды, которые не зависели ни от Ивана, ни от Стефана. Русское государство не имело в XIV в. общей границы с Молдавией. На левом берегу Днестра располагались владения Польши и Великого княжества Литовского, южнее речки Ягорлык до Черного моря хозяйничали орды ногайских татар и крымчаком. Русь не могла оказывать военную помощь Стефану своими войсками. Помогать Молдавии в сохранении своей независимости означало бы состояние войны с Польшей, с Литвой, с Крымским ханством, с Османской империей, а возможно, с Венгрией и какими-то ещё государствами. Это были сильные державы, победа над которыми в тех условиях была просто исключена как для Молдавии, так и для России. Через несколько десятилетий после смерти Стефана Молдавия полностью попадает под османское иго.

Однако это не означает, что идея объединения Молдавии и России была забыта. Наоборот, со временем она лишь обогащалась и наполнялась новым политическим содержанием. Этому способствовала общая православная религия. Богослужение, делопроизводство и обучение в Молдавии проводились на славянском языке. Частыми и естественными были поездки церковнослужителей из государства в государство, обмен книгами, реликвиями, предметами культа. История пошла своим извилистым и трудным путем. Но мы знаем, что, когда Молдавия была с Россией, это были самые светлые и победные времена в её истории. Когда её отрывали от России, получалось всё прямо противоположным образом. И зачинателем этой благотворной и победной пророссийской линии в политическом арсенале молдавской государственности был великий государственный деятель, полководец и дипломат Стефан III.

С. Санду – Спасибо за интересную беседу. Надеюсь, мы ещё поговорим на подобные темы, интересные для читателей нашей газеты.

Н. Бабилунга – Как говорили в моем пионерском детстве, всегда готов!

Источник: газета «Адевэрул нистрян»