Кирилл Железов: Пора развенчать мифы о неполноценности гагаузского языка

GagauzNews. 26 сентября, Ната Чеботарь. В гостях у редакции GagauzNews Кирилл Железов — создатель первого гагаузско-русского онлайн словаря.

Кирилл Железов, молодой и амбициозный житель Чадыр-Лунги, уже более десяти лет всё свое свободное время посвящает очень важному делу, которое пока не находит адекватной поддержки со стороны тех, от кого напрямую зависит развитие и популяризация гагаузского языка.

Назвать дело его жизни простым хобби у меня язык не поворачивается: молодой человек увлечен своим проектом и мечтает однажды завершить задуманное  и доказать скептикам, что гагаузский язык можно изучать и использовать в собственное удовольствие.

Мы поговорили с Кириллом Железовым о его словаре, о гагаузском языке и некоторых других актуальных языковых проблемах, существующих в автономии на сегодняшний день.

О ЯЗЫКЕ: «ЕСЛИ БЫ МЫ ЛЮБИЛИ ГАГАУЗСКИЙ ТАК, КАК РУССКИЙ…»

— Кирилл, как ты считаешь, какова главная причина того, что у многих жителей автономии есть проблемы с родным языком?

— Я считаю, что самая главная (если не единственная) причина  – полное отсутствие языковой среды, полное несоблюдение принципов, лежавших в основе создания Гагаузии, когда речь шла именно о том, что гагаузы должны сохранить себя как этнос, сохранить свою культуру, традиции и, главное, свой язык.

Честно говоря, наблюдая за происходящим в Гагаузии, я иногда не совсем понимаю, почему гагаузский язык здесь практически не  развивается, массово не используется и вообще остается вне поля зрения большинства людей.

И я не понимаю, почему наши люди не могут признать, что русский язык мы никогда не забудем, не разучимся на нем говорить, и что сейчас в Гагаузии не стоит проблема исчезновения русского языка. Это просто смешно! Всегда были и будут русские книги, русские фильмы (и я их, кстати, очень люблю), русские песни, разные  русскоязычные проекты. Телевизор и интернет, в конце концов, никто не отменял – пожалуйста, слушайте русскую речь на здоровье! Почему люди, живущие в Гагаузии, с таким же беспокойством не обсуждают проблемы гагаузского языка?

— Удивительная причина – «отсутствие языковой среды». Ты это и сейчас ощущаешь?

— И ощущаю, и ощущал. Это проблемы не сегодняшних дней. Как минимум, они существовали еще когда я учился в школе. Будучи ребенком, я сам очень плохо говорил на гагаузском, в основном это было общение дома, с родителями, с бабушкой. И меня всегда огорчало, что у меня и моих сверстников не было нормальной возможности учить свой родной язык, чтобы свободно на нем общаться.

Да, уроки гагаузского в школьном расписании были. Да, преподаватели нас старались чему-то научить. Но давайте смотреть правде в глаза: у нас не было адекватных условий для изучения гагаузского языка. Я уже молчу о постоянных сложностях с выполнением домашнего задания, ведь у нас не было ни нормальных словарей, ни каких-то развивающих методичек, ни дополнительной литературы для тех, кто хочет знать больше.

Помню, я ходил в библиотеку, брал словарь, который мне выдавали, и этот словарь не мог мне практически ничем помочь. Я учил гагаузский с 1-го по 12-й класс, и с уверенностью заявляю: при таком подходе, какой был у нас, выучить язык было просто нереально. Как результат – люди моего поколения гагаузский не знают и почти на нем не говорят.

— И все-таки нельзя сказать, что ничего не делалось: разрабатывался куррикулум по гагаузскому языку, расширялась школьная программа…

— Да, помню, какие-то так называемые реформы случались. Но учебные материалы, которые поступали в наше распоряжение, все еще оставляли желать лучшего – часть из них была на кириллице, потом начали поступать на латинице, потом кто-то решил поменять какие-то правила в языке…  И все это наслаивалось одно на другое, а результата как не было, так и не появлялось.  У нас просто не было соответствующих условий для нормального изучения родного языка.

— Интересно, как же ты выучил язык, если говоришь, что в лицее для этого не было нормальных возможностей?

— Мне было настолько трудно иметь дело с этим языком, что уже к 8-му классу я осознал, что все мои знания практически равны нулю. Помню, как я открывал домашнее задание, пытался прочитать текст и понимал лишь самую малую его часть. Тогда я брал словарь, находил слово и его перевод и тут же понимал, что это опять не то! Не та форма, не такой точный перевод, не та конструкция.

И однажды пришел к простой мысли: или я возненавижу этот язык, или  смогу его выучить, понять, начать использовать и сделать так, чтобы это в дальнейшем смогли и другие.

Ведь на самом деле многие ученики, сталкиваясь с аналогичной проблемой, просто закрывают учебник и на другой день говорят учителю, что не смогли выполнить домашнюю работу. Ну, и как это может способствовать обучению и, главное, расширению их знаний?

О СЛОВАРЕ: «ЧТОБЫ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЯЗЫКОМ, НУЖЕН ИНСТРУМЕНТ»

— Я уже в 8-9 классе понимал, что ученикам нужен инструмент,  чтобы выполнить ту или иную работу. Вот  так я и пришел к мысли создать некий собственный словарь.

Сначала я некоторое время просто собирал материал, записывал перевод  и значение слов, сортировал по буквам и так далее (это я начал делать к 9-му классу), а уже к 11-му я понял, что вряд ли стоить нацеливаться на бумажное издание и что такой словарь лучше сделать в онлайне. Это и удобнее, и более современно.

Каждый день в свободное время я сидел и вбивал туда слова, писал перевод. В конечном итоге, в моем словаре набралось больше слов, чем в библиотечном. Вот, собственно, ответ на ваш предыдущий вопрос, как мне удалось выучить гагаузский язык. Только  когда я начал разрабатывать свой словарь, тогда автоматически подтянул и свою словарную базу, и мало-помалу стал вникать в структуру языка, в словообразование, в конструкции словосочетаний.

Работу над первой версией словаря я закончил где-то к 2009-му году, когда уже учился на первом курсе университета. Но с того времени многое изменилось, и та версия сайта устарела. Я получил множество откликов, пожеланий, рекомендаций от пользователей. Проанализировав их, решил модернизировать сайт. Над этим сейчас и работаю вместе со своими единомышленниками.

-Каким ты видишь своё детище в идеале?

— В идеале мы бы хотели, чтобы наш словарь мог переводить не только слова, но и фразы или словосочетания.  Хотя многие пользователи просили сделать так,  чтобы можно было переводить целые предложения или абзацы. И чтобы это  был не просто корявый машинный перевод, а грамотный и корректный – с согласованием времен, с учетом склонения и спряжения, с правильно подобранными синонимами и так далее.

В любом случае, моя конечная цель – сделать так, чтобы современным ученикам было легче. Чтобы они не ждали, пока уставшие родители придут с работы и начнут делать с ними «домашку» по гагаузскому, и все начнут хором проклинать и учебники, и их авторов, и сам язык, потому что никто не знает, как перевести слово или предложение.

Я хочу, чтобы у наших нынешних учеников появился полноценный инструмент для работы, который реально поможет. А то сейчас получается, что детям дали бревно и сказали: «Сделайте из него корабль». И при этом не дали ни инструментов, ни схемы, вообще ничего.

О ДЕНЬГАХ: «НАДЕЖДА ТО ПОЯВЛЯЕТСЯ, ТО ГАСНЕТ…»

— Насколько я помню, кроме личных средств, другого источника финансирования у тебя сейчас нет?

— Верно. Я как-то уже свыкся с тем, что делаю это в основном на свои средства. Разумеется, мне никто не платит за мою работу. Но у меня есть команда, которая занимается технической частью и программированием. Ребятам нужно платить за работу.

Весной этого года я объявил на facebook о сборе средств для завершения работы над словарем. За счет добровольных пожертвований удалось  собрать чуть больше $1,8 тыс., при этом большую часть суммы перевел человек, не пожелавший это афишировать.

— Ты обращался за помощью в какие-то официальные структуры в Гагаузии или ограничился публикацией в соцсетях?

— При предыдущем башкане мне вроде обещали, что поможет НИЦ им. Маруневич, но обещания так и остались обещаниями. Недавно я обратился к депутатам НСГ, лоббировавшим закон о «Расширении сферы применения гагаузского языка». Откликнулась Екатерина Жекова и ее коллеги по рабочей группе Елена Карамит и Михаил  Железогло.

Я точно знаю, что Жекова неоднократно поднимала на заседаниях рабочей группы и НСГ вопрос о выделении средств для финансирования нашей работы над словарем, но к какому-то решению еще пока не пришли. Хотя речь идет о смехотворной для государства сумме: нужно каких-то 7 тысяч долларов, чтобы завершить работу. И вот из-за этих семи тысяч они всё думают и совещаются, и никак не решатся их выделить. Из-за такого отношения у меня надежда то появляется, то угасает, энтузиазм то бушует, то иссякает…

Этот вопрос мусолится уже полгода, и никаких подвижек. Но для себя я уже принял собственное решение: независимо от того, выделят они мне деньги или нет, я этот проект все равно доведу до конца! Вопрос только во времени и, конечно же, в закладываемой базе.

О ГРАФИКЕ И СПОРАХ ВОКРУГ ОБЪЕДИНЕНИЯ ДВУХ ГАГАУЗСКИХ ПРЕДМЕТОВ

— Кирилл, по твоему мнению, какая графика больше подходит гагаузскому языку – кириллица или латиница?

— Я на все 100% уверен, что это должна быть латиница, потому что она сближает с нас с остальным миром, и тюркским в том числе. Я за латиницу, но тут надо учитывать одну вещь: когда было принято это решение о переводе, на мой взгляд, не стоило делать это резко и сразу, надо было оставить хотя бы лет 10-20 переходного периода. То есть оставить на латиницу, и кириллицу, и постепенно замещать одну графику другой. Потому что, поймите, у людей взрослого поколения этот резкий переход вызвал отторжение,  язык для них в одночасье стал слишком чужим. Наши бабушки и дедушки перестали читать газеты, когда гагаузский на кириллице заменили латиницей. Я прекрасно помню то время.

— Как ты считаешь, нужно ли упрощать гагаузский язык, чтобы дети его полюбили?

— Если вы имеете в виду упрощение школьной программы, то это непременно необходимо сделать: уж слишком много сейчас пытаются впихнуть детям в голову. И этот перегруз тоже не способствует тому, чтобы дети начали любить гагаузский язык. Надо чтобы люди в министерстве понимали, что  перед ними не должно стоять задачи сделать из учеников филологов гагаузского языка. Все должны четко и ясно осознать, что детям, прежде всего,  нужна языковая среда, нужно общение.

— Как ты оцениваешь предложение объединить два предмета – ИКТГН и гагаузский язык? (ИКТГН – история, культура, традиции гагаузского народа – прим.ред.)

— Тех, кто считает, что надо объединить два самостоятельных предмета и за счет этого снизить нагрузку на учеников, я считаю врагами гагаузского народа. У наших людей с гагаузским языком и так, мягко говоря, всё не очень хорошо. Единственный источник расширения словарной базы для взрослых и пожилых людей – это как раз дети. И чем больше у детей будет возможностей узнать новое, тем больше у старшего поколения будет возможности это новое перенять. Так зачем сокращать часы и объединять предметы, которые как раз и должны способствовать тому, чтобы гагаузский язык получил больше шансов?

Уверен, что если провести опрос среди учеников, выяснится, что едва ли именно такие предметы, как  гагаузский язык и ИКТГН занимают места в первой пятерке по уровню нагрузки. Странно, что «склеить» решили именно их. Я следил за этими дискуссиями и мне, например, было очень больно видеть, что хорошо знакомые мне люди были в числе тех, кто поддержал идею объединения этих двух дисциплин.

— Ну, а что, по-твоему, потеряют дети при таком слиянии? Чем это чревато?

— Давайте так: я совершенно  согласен, что нагрузка на учеников достаточно большая.  Я сам учился в лицее, сам через это проходил, сам так же уставал. Но считаю, что сократить нагрузку за счет слияния именно гагаузских предметов – это нонсенс.

Что потеряют дети? Возможность уделять больше времени изучению родного языка. Если мы в Гагаузии ущемляем гагаузский язык, то о чем мы еще можем говорить? Это в первую очередь противоречит Уложению Гагауз Ери, вот так я считаю.

Когда-то мы критиковали молдаван за то, что они общаются только на своем родном языке и меньше всего  хотят говорить на русском. А гагаузы пошли по интернациональному пути и к чему мы пришли? За эти почти 30 лет существования нашей Гагаузии, где мы слышим родную речь? Да нигде! За что мы боролись? Чего добивались? Мы только провозглашаем лозунги, а что конкретно делаем?

Надо думать прежде всего о престиже своей нации и престиже родного языка. Гагаузский – очень перспективный язык, это я говорю по своему собственному опыту. У меня появилось огромное количество друзей, знакомых, деловых партнеров – и это  только благодаря тому, что я подучил гагаузский и нашел для себя дополнительную возможность общаться и расширять сферу взаимодействия со странами тюркского мира: Турцией, Азербайджаном и др. Вот об этом и надо говорить детям, подросткам. Надо вести какую-то мягкую и ненавязчивую пропаганду, а не пугать их «двойками» за плохой гагаузский.

О ЛЮБВИ: КАК СОВМЕСТИТЬ РОДНОЙ ЯЗЫК И ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

— По-твоему, как сделать так, чтобы язык  полюбился и не вызывал отторжение?

— Поможет только живое общение, постоянное и непрерывное. При этом оно не должно ограничиваться только своим домом и двором. Чтобы это не был язык только личных бытовых дел. Гагаузский язык должен стать языком государственного значения, на нем должны говорить все чиновники без исключения (или хотя бы знать его) учителя, представители власти и гос-структур.

Первое приветствие и обращение в государственных органах должно начинаться на гагаузском, как бы приглашая людей к продолжению диалога.

Языковая «дубина» тут не поможет, язык невозможно заставить полюбить, но раскрыть его потенциал и красоту надо начинать на государственном уровне.

Если ты выходишь за пределы своего двора и не можешь нигде пользоваться родным языком, то возникает вполне логичный вопрос: а зачем вообще этот язык нужен?

— Перевод некоторых предметов на гагаузский язык преподавания спасет ситуацию?

— Сейчас пока еще не спасет, но я считаю очень большим достижением то, что труд и ИЗО перевели на гагаузский язык. Вот как раз за счет таких предметов есть возможность, чтобы дети полюбили язык, потому что там никто не будет оценивать их грамматику, не будут проверять чистописание и создавать проблемы из-за ошибок. Именно таким образом дети научатся взаимодействовать и друг с другом, и с учителем, и начнут понимать язык, начнут учиться строить предложения. Так и будет формироваться речь.

Грамматика тоже важна, безусловно, но я считаю, что у нас этому уделяется чрезмерное внимание. Думаю, что в младших классах надо основной упор делать именно на лексику и на развитие речи, а грамматику отодвинуть ближе к выпускным классам. Чтобы ребенок сначала научился разговаривать, читать, выражать свои мысли на гагаузском, а уже потом, с полным осознанием, подходил к тому, как правильно писать, употреблять спряжения-склонения, разбирать слова по фонетическому составу и прочее.

— Ну и в завершение разговора: твое мнение о спорах насчет открывшихся в гагаузских школах классов с румынским языком обучения?

— Я очень положительно к этому отношусь. И вообще, я отношусь к людям, которые выступают за гагаузско-румынские классы. Не гагаузско-русские, а именно так, как я сказал. Надо уже уяснить  – русский язык отсюда никогда никуда не денется: его тут знали, знают и будут знать. Он не нуждается ни в защите, ни в популяризации, ни в охране. Это не тот язык, который можно просто забыть и однажды обнаружить, что не можешь сказать два слова, в отличие от гагаузского и румынского. Но пять же, надо ко всему подходить разумно:  это не значит, что на гагаузском языке надо учить физику, математику —  это действительно никому не нужно.

Ребенок  должен учить гагаузский для того, чтобы оставаться гагаузом, а румынский – чтобы знать язык страны, в которой живет. И это, на мой взгляд, совершенно естественно и нормально.